Листая “Тёмные аллеи”
и видя женщин между строк,
Душа, я плоть твою лелеял,
беря у классика урок.
Пусть в пирамиде ждёт гробница,
грозит бессмертьем мавзолей,
но не с кем, не с кем там напиться!
Там нет врагов и нет друзей.
В кремлёвском лучше подзаборье-
фужер царю, стакан для слуг,
на радость или, может, горе,
собакам, жравшим мясо с рук.
Я весь, моя голубка, в крОви
иллюзий мёртвых после драк.
Кулак всегда был другом, кроме,
когда сражался в юбке враг.
Тогда сдавался в плен без боя
и губы подставлял под грудь,
прощался, Душенька, с тобой я
и отправлялись руки в путь.
Вверх по горам, ложбинкой к полю,
к плечу, к бедру, к шипам без роз.
Не помню лиц, имён не помню,
лишь запах кожи и волос.
С лица содрать не сложно маску,
вложить труднее в письмецо,
весёлую добавив краску
на скорбный лик, души лицо.
По лбу рассыпать песен ноты, -
на тонких линиях морщин
ответить всем за что и кто ты, -
и даты драк и годовщин.
Я ошибался, - слово “горе”
не от ума, а от души.
Душа, пиши мне на заборе,
скучаю по тебе, пиши!