Диего – убеждённый коммунист,
Об этом, кажется, уже писала.
Я уточню: вначале был троцкист,
В СССР в двадцатых побывал он.

А Троцкий был наш общий с ним кумир.
Я, как Диего, тоже коммунистка:
Мечтали мы завоевать весь мир
Совсем, как Троцкий. Потому так близко

Мы к сердцу приняли трагедию его,
Наш идеал – вдруг выслан из России,
И рады были более всего,
Что именно нас власти попросили


«Трибуна революции» принять.
Мой муж был на лечении в больнице,
И мне одной пришлось тогда встречать
Изгнанников. Но где им разместиться?

Я привезла их в отчий дом сперва:
Мать умерла, а сёстры вышли замуж,
С одной из них отец век доживал,
Дом опустел. Пусть поживут. А там уж

Придёт Диего, будем вместе жить:
Наш дом построен на семью большую,
Как я могла тогда предположить,
Что Троцкого мгновенно очарую!

Как гимназист, влюбился он в меня:
Весельем, легкомыслием искрилась
Я вся. Один не мог пробыть и дня,
К нему как будто юность возвратилась.

Любовь с оглядкой, тайны лёгкий флёр,
Друг другу в книгах - пылкие записки…
Никто не знал, о чём наш разговор:
Ведь, мы же с ним общались по-английски,

А тот язык был только нам знаком,
Не знали ни Диего, ни Наталья.
Ну, а потом был загородный дом
И наше с Троцким тайное свиданье.

И вдруг – жена, прозревшая с трудом,
Он на коленях вымолил прощенье
У спутницы в изгнании. Потом –
Ко мне он с просьбою о возвращеньи

Его записок. Согласилась я:
Униженный, он вызывал лишь жалость.
И всё ж, одна, признАюсь вам, друзья,
Заложенною в книжечке осталась:

«Ты мне вернула молодость мою
И отняла рассудок. Мне семнадцать,
Не шестьдесят. И я тебя молю
Со мною никогда не расставаться.

Любовь, мой грех и жертва ты моя!
С тобой я вновь изведал страсть былую,
Перед тобою на коленях я
И тело твоё дивное целую».

А остальные письма отдала
Без всякого, признАюсь, сожаленья.
Да, я ему признательна была,
Да, ум и обаянье – без сомненья.

И сильным был, конечно. Это так,
Талантом щедро одарён был Б-гом.
Но , нелюбимый и чужой, никак
Любимого мне заменить не мог он.

Мой муж, как все беспечные мужья,
Узнал, конечно, обо всём последним.
Узнай он раньше, полагаю я,
Не нужен был бы Сталину посредник,

И оказался б лишним ледоруб
И миссия Рамона Меркадера:
Тремя годами раньше был бы труп
От кулака пудового Риверы.

И всё ж, как только Троцкий был убит,
Мой муж уехал срочно в Сан-Франциско
До окончанья следствия, судьбы
Не искушая. Я же ту записку

Подальше спрятала. Ну, кто теперь меня
Хоть в чём-то заподозрит, в самом деле!
А мне давно уж вся эта возня,
Семейные скандалы – надоели.

Готовлюсь к выставке, пишу. Хочу забыть
Про все его причуды и измены.
Заставлю о себе заговорить
И стану знаменитой. Непременно!