12.Она! Обознаться не мог он никак: В лохмотьях, в дырявых своих башмаках, Нет в маленьких ушках латунных серёг, Но всё ж её спутать ни с кем он не мог.
Она! Несмотря на убогий наряд, Светилась её красота, как заря, И тёмно-вишнёвые (глянет – гроза!) На личике бледном, как звёзды, глаза.
Тогда почему так сурова была И мимо него, как чужая, прошла? И сам догадался: цыганка горда, Бежала, но не от него, от стыда.
И эта слеза… «Нет, я снова приду, Тебя, моя радость, везде я найду! А, может быть, выживем оба, и вновь Ты мне нагадаешь большую любовь…»
13.Как ждал новой встречи и как был ей рад! В руке драгоценный зажат рафинад (На пайку на хлебную выменять смог) И сорванный возле ограды цветок.
«Где Ильда?» Молчанье. И тихо одна: «Та, с зеркальцем? Нет, не вернулась она. Цыганка какая-то, слышали мы, Повесилась в нужнике возле тюрьмы».
|