Был в свете зной. И зной как звон: Звенел подсолнуховый ветер. И, проклиная всё на свете, Шофер дорогу шлейфом метил: В кабине как в парильне он.
В осклизлом полузабытьи Он видел брошенные розы, И колеи-метаморфозы, В которых ЗИЛ, урча, елозил, Как руки простирал свои.
Но, раскалённый до бела, Стал горизонт кроваво-красным. Был вечер тихим, ровным, ясным, И он подумал, что напрасно В нём злость поганая жила.
В деревне правил сенокос. Пастух же управлял конями И облаками-лебедями. Искрился воздух меж плетнями Стеклянной тучею стрекоз.
А ночью лопнула струна, - Как скошенный упал со стула. Вчера до дому дотянул он, Но жизнь, как прежде, обманула, И сверзлась за окном луна.
Ромашки вместо алых роз. Подсохла глина на лопатах. Сто грамм, как бриллиант в каратах. Зрел в разговоре об утратах Квартирный проклятый вопрос.
|