Я здесь как бы и чтобы не было в путанице ведических тамбуров, И лунная улица в день, когда я уйду – – станет полная от листьев коки и осколок горного хрусталя станет морщинкой моей расстегнутой рубахи.
в день, когда живучее добро, как томная походка калеки-проститутки расплющится комьями глины и встану я под ружье, иль револьвер– тревожности ради, радиЗвезд неразлучных, ради поэзии Сесара Вальехо, ради крох для нищих ртов, и дожди, как дорожные черви, завизжат трагическим кашлем по дорогам и пойму я, как же ненавижу тебя, ненавижу с нежностью мой трансцендентный город, и бронхи мои, отточенные от воздуха твоего, станут оковами моего крика в ночи, и я покорный без голоса ярости выпью за свою животную усталость, за власть над моими кулаками, за блистательную собачью судьбу, за слезы, что пролил я на чертовых потаскух И на заплаты публичной чести;
– Я покажу свои ладони и Все подножья пальцев, – – их десять, – и все они Жертвы отпущения;
Есть бой без победивших и Разбитых, и зовется он Мукой убогой, и Раны не Похожи на Бабочек, порхающих В крови, и прекрасных.
Мой город, издалека, чем дальше, Тем яснее, и раскрашенных Костей твоих серый рисунок, Как орнамент блеска Моих 49 лохмотьев, сшитых На заказ Из Мертвенно-белых простынь.
… И я проснусь, Я уверен, – проснусь и в путь, и Позвонки мои, Как лепестки лотоса Захрустят в раскрытии Напоследок и Взорвутся пиротехникой Любви И Самообладания, И Заполнят мои глаза все станы, И бедра Клошара – Мтквари Затопят бедность Одиноких И богатство праздных, и Невесомый дух мой, Как Плод Рождественской Магии Вышьет узоры вспугнутых Расстояний, И Детские елки Всех теней Опустят Побитые крылья.
Я знаю все о своей Смерти, но я не Знаю ее лица и способ Ее появления, и Пока я Не расстался С вами – – давайте простимся.
|