Юная гора – приданое Магомета,
Ютится ржавчина в табельных мисках,
Залитое звездами ветхое небо
В Божьих заветах да в наших письмах.

Преступная ночь-бездарь рассыпала звезды,
Луна-говорунья рванула в гике,
Пьяное солнце барашком златотелым
Выцвелось в асфальте в набожном лике.

Дыма оплеухие огарки цветов
С платья полуголого стыдливость сняли,
Выплевала молния грозовые строчки,
Дожевывал слюну дождь полупьяный.

Бонжур, мадам, смерть-землеройка,
Щенячьим голодом мое лав’ю,
Звездная медведица с эрото-взором
Сожрала поданное яхонтовое меню.

Примус разъел слов многолудье,
Завнебом выдала кудрявую пасть,
Окна заколочены, жадоба да злюка,
В платье б мне намокшую, да в твое попасть;

Крикни победами, табельная плоть,
С этой силушкой да я все смогу,
Не маловерил праведный лгун,
Задрал всю морду красавцу рагу!

Сгорбилась пепельница дымолицами,
Начаты, взорваны, кончены здесь
Каждый, кто в битве с тенью был строже,
В табельное небо вызвонит весь;

Ухают клюквы, выстроенные в буквы,
Колокол-ночь рампами жглась,
Наследил окурок на пишущие руки,
Зимней непрерывностью стяжал, яко глаз;

Готовые к смерти согбенные строки, –
– Стихи мои – войско щенят,
Взорванных звезд дети-бродяги
До лесбища любви дойдут, долетят;

Монмартр, кафе «Т’ЕМ», святость канкана,
Тюльпаны пылких, похотные танцы,
Алмазное око просверлило мрак,
Разоделись шелковой смелостью оборванцы;

Фразы развалились, прибавили в весе,
Рифмы покраснели от равноденствия,
– Амброзиям – нет, – дабы нам бы розы,
Табельным тангом все происшествия.