Шестая попытка, вновь неудача и ворох доказательств существования любви и понимания. Движение разумов и отказ от бдения, когда отходит высший. Слова, как сожаления и дидактика верности маразму. Увлечение всегда было чем-то большим, чем увлечением, и зуд первого аккумулятора воспринимали, как услугу внутренних опиатов, тогда как внешние мешали бетону стать сильнее папируса.

Великолепная объективность всегда дарила счастье. Господь оставил узоры, понятные для всех. Рычание толтеков знало истину. Утро светилось прожекторами семи религий, и солнце не собиралось выключать дискотеку ощущаемой магии. Земля всегда пахла пшеницей, и Иисус никогда не сомневался.

Боль, когда утро становится усталым, когда звуки ангелов разрывают перепонки, когда в религиях растворяется совесть, когда ассистент гармонии покидает хирургию, когда пшеница перестает пахнуть, когда солнце может убить, когда центр тяжести перемещается в когти, и абсолютные ноздри дрожат от концепции виноградника – невыносимо. Невыносимо, и хочется ощутить молчание века, хочется к Искупителю, но не сметь.

Суд Синедриона состоялся. Было понято, что билеты на слушание раскупили, минимум, за пять столетий раньше, и не было шансов отговорить присяжных от плоской карты. Конструкция была ради реконструкции, и Христос поручил Симону внести подать на храм.

Поцелуй Иуды прозвучал, как актуальность, и омерзительная тишина взорвалась в глазах подателей недожаренной дичи.

Одинокая птица давно перешла в другое измерение. В квадратуре куба остался только муляж начальной точки.

Арамейские обороты в своей несомненной подлинности расплющили записки истории и лингвистики. Трансформация чуда во имя прекрасного застряла в науке. Патриархальный уклад пробил броню восхода, и никто никому не был обязан.
Архиерей уничтожения задумал мессу для детей, и женщины без лица стали показывать собственные кишки, вздутые и пахнущие апокалиптикой.

Галаха претендует на четвертое измерение, но без декалога; стало нужно доказывать честность Моисея, и эсхатология как «учение о конце» ищет соло-исполнителя, евнуха по происхождению и бихевиориста по конфессии.

2007 лет тому назад «некоторые усомнились», и Иероним не докончил булл о знаменитых мужах. Фарисеи знали о конце Багдада и лично доказывали, что в «Багдаде все спокойно». Человеческие души уходили без расщепления, и трон дознания распилили из-за некомпактности и монархического дизайна. Пятая роза очень любила сахар, и островки Лангерганса продали свой билет в океан инсулина. Смерть была зафиксирована как признание и щелчок до первой рвоты. Анатомический театр всегда радовал посетителей, и запах порванной печени так возбуждал либидо первообитателей тьмы.

Мы сожалеем до седьмого колена, и прострелены оба колена, и семя желчи проросло до шестого континента, и зацвела красная яблоня Азазелло, и взгляды ангелов освободили миллионы тел, и пала амфора, полная кислоты, что приносит беспричинное рождение, и умер Багдад около полуночи покоя Ирода, и не было известно об этом Пилату, и заплакал Мохаммед, ибо знал о шестой попытке света.