"Юго-западный Крым"

Полугреция, Полускифия –
Этот Юго-Западный Крым,
Это Таврия, это Мифия,
Море, солнце, горы и дым.
Дым минувшего, дым прошедшего,
Дым сказаний и дым очагов,
Дым пожарищ во время нашествий
И волнующий дым костров.
Перепутались в знойном мареве
Быль и небыль, мечта и явь,
Словно в древнем языческом вареве
Все смешалось в единый сплав.

1. Херсонес
«Городок бежит по склонам
Снизу вверх, сверху вниз,
Крыши радуют узором
Пестроцветных черепиц.
К скалам лепятся заборы,
Обвивает плющ дома,
А вдали за косогором
Расплескалась синева,
Расплескалась, разыгралась,
Рассмеялась на ветру
И смотреть на эту шалость
Ну, совсем невмоготу.
Так и хочется с разбегу
Пролетев над сонмом крыш,
Грохнуться в прохладу эту,
Да ведь разве долетишь,
Берег цвета терракоты
Синевою обрамлен
И на нем рассыпал кто-то
Груды греческих колон.
Словно вышедший с картины
Этот южный городок,
И к нему ведут незримо
Нити всех моих дорог.
Он является, как только
Отвлекусь я, хоть на миг
И морской солено-горький
Ветер мысли бередит».
Так рассказывала Таня
Нам чудесные рассказы,
Мы с открытым ртом внимали,
И нам все казалось сказкой.
Мы на первом курсе, братцы,
Нас мечта о Крыме греет,
Мы желаем оказаться
В экспедиции скорее.

А потом настало лето
И помчался поезд скорый.
В чудный край, мечтой воспетый,
Там, где море, там, где горы.

Вот мы и приехали в город мечты,
И вел Севастополь ночной от вокзала
Нас прямо в объятия древней поры,
Которую нам приоткрыть предстояло.

А утром, как чудо, подарок небес,
Предстал перед взором у нас Херсонес.

Синее и белое!
Море и колонны!
Этот город древний,
Словно бы мираж,
Величаво сонны
Старые ступени,
И по ним бегу я,
К морю в первый раз.
Медленно и чинно
Набегают волны,
Каждая песчинка
Древностью полна.
Синее и белое,
Море и колонны
Все это засело
В сердце навсегда.

И тот час заворожила
Лучшая из всех из экскурсий
–
Нас с собою потащила
Лерка со второго курса.
И рассказывала Лера
Нам о крепости и башнях,
Вместе с ней на эти стены.
Мы карабкались бесстрашно.

А уже через неделю
Мы постигли дух раскопа,
Превратились, в самом деле
Мы в заправских землекопов.
Мы с каёлками сроднились,
И с совочками на «ты»,
Скажем прямо, воплотились
Наши юные мечты.

Всё бы хорошо, да рано
Нам приходится вставать,
От упавшего тумана,
Даже моря не видать.

Шесть утра – это жизни проза,
Шесть утра нам трубит подъём,
Мы к раскопу, от холода съёжась,
Полусонной толпой бредем.
Солнце дремлет еще так сладко,
Даже море, покуда, спит
И зевает народ украдкой,
И от свежести чуть дрожит.
Ну, какая уж тут работа,
Досыпает раскопный люд,
Но внезапно, услышал кто-то:
Шеф с помощником тут как тут.
И уже замелькали лопаты,
И каёлки проснулись вмиг,
И тот час же, солнце крылато
На небесный взметнулось лик.
А потом зазвучала песня,
Так работать сподручней нам,
И поем мы о Херсонесе,
Предаваясь своим мечтам.

Песня

Древний город парит над морем,
Нежит глаз белизной колонн,
А светило лучами сорит
И горит золотым цветком.
Бронзолики и меднотелы
Дети солнца, раскопа, ветров,
Мы вжились в этот сине-белый,
Самый лучший из городов.
Мы давно превратились в греков –
Помогла в том раскопная пыль,
Архевоздух и археветер,
Археморе и архесинь.
Мы врубаемся в эти скалы,
Мы вгрызается в эту твердь,
Мы хотим все увидеть сами
И на все отыскать ответ.
Кто мы в этом нетленном мире,
Что мы ищем, чего хотим,
Чьи ошибки мы повторили,
Чьи надежды мы воплотим?
И куда поведут дороги,
И куда устремится взгляд,
И какие древние боги
Нас с улыбкой благословят?

А потом уже другую
Кто-то песню зарядил,
И стеная и тоскуя,
В ней всю душу нам раскрыл.

«Я бегу к раскопу не поевши
И швыряю камни как песок,
И кайлом махаю озверевши,
Ну, а мне б вздремнуть ещё часок.
Плещет и искрится гладь морская,
И манит над кухнею дымок,
Я в раскопе, как Тантал страдая,
С голодухи слюнками истек.
Лезут черепки да черепочки,
Стенки, гвозди, угли, в общем, муть.
Завтрак – это все-таки цветочки,
Только б до обеда дотянуть.
А обед придет как сон недолгий,
И уйдет, растаяв, словно дым,
Утешайся тем, что кто-то дома,
За тебя все слопает один.
Сколько накопали да нарыли,
Утомил проклятый солнцепек.
Были б мы сейчас на перерыве,
Я б в тени под стеночкой прилег,
И со стариковскою усмешкой,
Новичков бы стал я поучать,
Я б старался мудро и неспешно
Опыт поколений передать,
Что купаться лучше с Монастырки,
В горы привозить цветочный торт,
И искать на берегу бутылки,
Если не маячит перевод.
Если за расшатанные нервы
Шеф отправит драить туалет,
Знай, ты не последний и не первый,
Это не из самых худших бед.
Если шеф, как фея в сказке старой,
Выходной объявит не шутя,
Это значит, нам не выползая
В лагере торчать из-за дождя».

Дождь. Над Херсонесом дождь.
Барабанит долгий ливень
Даже спрятаться пришлось.
Как же он некстати хлынул.
Только нас не остановит
Даже сотня непогод,
И на выходные снова,
Мы отправимся в поход.

2. По горному Крыму

Нам с утра совсем не лень
Топать прямо на Сюрень,
Где друзья всегда найдут
И сердечность, и приют.
Братсва здесь особый дух,
Он с годами не потух,
Он с годами не угас,
И сейчас живет он в нас.
Что за чудо, что за сила
Это братство породила?
И не чудо, и не сила,
Просто милая Людмила,
Справедлива и умна.
Этот дух растит она.

А еще, конечно, здесь
Ника вот такая есть.
Ника, Ника – ежевика,
На меня скорей взгляни-ка
Ежевичинами глаз,
Отведи меня сейчас,
По запутанной тропе,
К крепости на той горе.
Там на камне посидим,
Помечтаем, помолчим,
И уставясь в вышину
Будем слушать тишину,
Видеть замершее время
И глотать полынный ветер.
И бродить у этих стен
Неразрушенных совсем.
И дойдя до края плато,
Схватишь за рукав меня ты:
«Осторожней, не сорвись,
И вообще, пора нам вниз.
Вон уже костер дымит,
Лагерь ложками стучит».
- «Ника, посмотри, палатки
Сверху словно бы заплатки».
- «Не заплатки, а цветы,
Среди выцветшей травы».
Ника весело смеётся,
Ника вниз уже бежит,
Тропка каменная вьётся,
Тропка слишком уж спешит.
А внизу раскопный люд
Окружил нас тут как тут:
«Что ж вы к крепости удрали,
Нас с собою не позвали,
Вам наверно невдомек,
Что ужин рвется на зубок,
И вообще, без нашей Ники
Бедная гитара сникла».
Ника наспех проглотила
И лапшу, и хлеб, и чай.
Ника струны подкрутила
Мимоходом невзначай.

Горный кряж окутан тенью,
Только искорка костра
Начинает вдохновенный
Жаркий танец на дровах.
А вокруг уже стемнело.
Звезды брызнули с небес,
От костра взметнулись смело
Искры им наперерез.
Спрятались во тьме палатки,
Будто бы и вправду спят.
На костровую площадку
Высыпал весь наш отряд.
И пошел, пошел по кругу
Песен дружный хоровод,
Нескончаемая фуга
Вечных слов и вечных нот.
И летит, летит привольно
Долгий песенный салют,
Так задумчиво и стройно
И в капелле не поют.
Наполняет душу счастье
И поем мы вдохновенно,
Ощущая сопричастность,
Ко всему, во всей Вселенной.

Песня властвует над миром,
Вечер кружит над землей,
Тихо говорит Людмила:
«Ну, давай же, Ника, спой».

Песня Ники

Ни трава, ни цветок –
Голубая полынь.
Это горечь дорог
И горячая пыль,
Это цокот подков
По прожженной степи,
Отблеск древних костров,
Тонкий всхлип тетивы.
И смыкает кольцо
Бесконечность пути.
Ни трава, ни цветок
Заставляет идти,
Ароматом тревог
Гонит в дальнюю синь
Ни трава, ни цветок –
Голубая полынь.
Ни цветок, ни трава –
Голубая полынь.
Ты меня увела
В эту давнюю быль,
Закружила в пути,
Одурманив на век,
Пробудила в крови,
Дикий вольный напев.
И я так же, как те,
Кто пленён был тобою,
Никогда и нигде,
Не узнаю покоя
И когда выйдет срок,
Я развеюсь как пыль,
Превращусь в горький сок
Придорожной полыни.

О, что есть человек?
В безбрежности Вселенной
Ничтожный имярек,
Полынный горький сок,
Песчинка, лунный взгляд,
Пришелец эфемерный,
Бредущий наугад
В сплетении дорог.
Под куполом небес,
Под звездным покрывалом,
Лишь мимолетный всплеск,
Блуждающей звезды,
Но краткий этот след,
Стремительный и странный,
Свой отправляет свет
В бескрайние миры.

Все задумались, ну что же,
Грустно, что и говорить,
В этот вечер здесь, похоже,
Всем положено грустить.
А потом от песен плавно
Перешли мы к разговорам,
И в беседах этих славных,
Вспомнились друзья, и горы,
И раскопки поселений,
И эпохи, и народы,
И костры, и приключенья,
И находки, и походы.
Было и легко, и просто
Так сидеть в кругу с друзьями,
А костер горел и звёзды
Нам задумчиво внимали.
А потом в тиши ночной,
Прозвучал приказ «отбой».
Не хотелось нам сперва,
Расходиться от костра.
Но приказ – всегда приказ,
Выполняй его тот час.

Можжевеловые заросли,
Барбарисовая грусть,
До палатки от усталости
Я никак не доберусь.
Все гляжу на небо странное,
Ежевичной темноты,
С поднебесья звезды падают
Как прохладные цветы.
Ежевиковые заросли,
Ежевичный терпкий вкус,
Наконец, к великой радости
Я в палатке окажусь.
И всю эту ночь во сне
Ежевика снилась мне.

Сон

Ежевика на плато
Так вкусна.
Ты и я, и никого.
Тишина.
Ты протянешь ягод горсть
Молча мне,
А потом заметишь вскользь
О тоске.
А шипы в твою ладонь
Впились сплошь,
Сок ли это или кровь,
Не поймешь.
Я слизну с твоей руки
Эту боль,
Что ж так ягоды горьки?
Бог с тобой.
Нам давно идти пора,
Только вот,
Брызжет на руки с куста
Терпкий сок.
И вонзаются шипы
В нашу грусть.
Ежевика, отпусти,
Я боюсь.

А утром узнает сюреньский народ,
Что завтра мы дружно уходим в поход.
По Горному Крыму, по кручам и кряжам
Протопают смело сандалии наши.
Но этот поход будет завтра, а нынче
Мы после работы округу обрыщем:
Облазим с друзьями окрестные скалы,
И сползаем, кстати, на тарапаны,
Поднимемся к башне на скальный утёс,
И сходим, конечно, к Бельбеку на плёс.
И сад посетить не забудем в обед,
Там ждет нас извечный любимый «десерт».

В перерыве очень дружно
Я и Ника, и Андрюшка
Топаем в колхозный сад,
Там где персики висят
Гроздями на ветке каждой,
И на нас взирают важно.
И, конечно, под ногами
Персики лежат пластами,
Только знай их собирай,
Да получше выбирай,
Чтобы в лагерь принести
Под завязку рюкзаки.

На поляне у палаток
Персиковый пир горой,
Объедаются ребята
Этой сочной вкуснотой.
Полон персиков мешок.
Брызжет персиковый сок
Так привольно и беспечно,
По щекам течет колюче.
Не едали мы, конечно,
Ничего вкусней и лучше.

А вечером снова сидим у костра,
Нам хочется так досидеть до утра.
И слушать гитару. Но снова отбой,
И звёздный по небу рассыпался рой.

Но вот над Сюренью рассвет заблистал
И день долгожданный похода настал.
И, прежде всего мы взойдем на Мангуп
Подъем на него и нелегок, и крут.
По горному Крыму в мангупский отряд.
Мы бодро шагаем проведать ребят

А по дороге встретим мы
Неведомые нам миры.

Расслоившийся красный камень –
Марсианский скупой пейзаж.
И сквозь красные камни местами,
Неожиданно, словно мираж,
Пробиваются к солнцу стебли
Ярко-синей сухой травы,
И шипами цепляют крепко
За сандалии и штаны.

Дорога клубится
От пыли бела,
Всё дальше стремится
Как змейка она.
И вот средь простора
Величествен, крут
Встает перед взором
Красавец Мангуп.

А Мангуп, Мангуп-Кале
Притулился на скале,
Примостился на горе,
Словно всадник на коне.
Ты попробуй, подойди,
Ты попробуй, подступи,
И ковыль его, как стрелы,
И как часовые – стены,
И подходят к делу строго
Его путаные тропы.
В неприступности он весь,
Вечность поселилась здесь.
Только тем, кто смел и стоек
Тайны он свои откроет.
Ну, а коль взойдешь туда ты,
Ощутишь себя крылатым.
И уже не знаешь зримо
Век, какой царит над миром.

Приютили эти горы
Княжество одно.
Под названьем Феодоро
Знаем мы его.
Здесь феодориты жили,
Многие века,
Виноград они растили,
Строили дома,
С Херсонесом торговали,
Знали ремесло,
Свою крепость защищали,
Делали вино.
Так столетье за столетьем
Время шло и шло.
И кружил забвенья ветер
Тихо над плато.

А ныне на Мангупе
Мы прошлое копаем,
Частенько, в наши руки
Находки попадают.
И нам находки эти
О многом говорят,
Как в Феодоро жили
Столетия назад.

Выводят рулады
Ночные цикады.
Сияет луна.
Как стражи седые
В руинах застыли
Былые века.
Как будто бы в сказку
Попали мы сразу,
Ну, вот и не спим.
И как в хороводе
Тихонечко бродим
Средь этих руин.
Снова ночные ветры
Над непроглядной синью
И неизменен, и вечен
Горький дурман полыни.
Горький дурман полыни –
Властитель ночных отрогов,
Выпадет звездный иней,
Остудит горячие щёки,
Остудит горячие щёки,
Притупит памяти лемех,
Дурманящий голос рока
Откликнется гулким эхом.
Откликнется гулким эхом
По каменным лунным стенам
И ощетинятся смехом
Трав серебристые стрелы.
Трав серебристые стрелы
Вонзаются в бархат ночи,
Пронзают душу и тело
И новь душа кровоточит.
И вновь душа кровоточит
Мерцающим звездным светом
И терпким настоем смочен
Полынный Мангупский ветер.

А утром, словно невзначай
Лежит наш путь в Бахчисарай.
Нас, как творения венец,
Встречает сказочный дворец,
Здесь минаретов тонкий стан,
И скромный мраморный фонтан,
И крыш цветная черепица,
И арабесок вязь змеится,
Причудливым цветком дворец
Цветет под пологом небес.

А нам уже пора вперед,
Нас монастырь пещерный ждет.

А монастырь Успенский
В скале крутой прорыт.
Ступенька за ступенькой
На самый верх бежит.
По лестнице вот этой
В какой-то век туманный
Спускались вниз аскеты
Навстречу прихожанам.

А мы поднимемся меж тем
Наверх, на древний Кыз-Кермен.
Здесь только ветер и трава
И ширь, и неба глубина.
Пройти нам стоит непременно
Дорогой старой Кыз-Кермена.

Слышишь, слышишь, пенье стрел,
Тетивы тугой гуденье,
Тихий стон упавших тел
В скорбную траву забвенья.
Сквозь столетий пелену
Сабель звон и лязг металла,
На копьё, подняв луну.
Мчится в бой потомок тавров.
Растворился дым веков,
Спала времени завеса,
Видишь, полчища врагов,
Вылетающих из леса.
Слышишь, словно сквозь туман
Приглушенный свист аркана
И стенанья христиан
Гулким эхом в стенах храма.
Просвистит стрела крылато
И угаснут песнопенья.
Смолкнет все. И вновь на плато
Воцарится дух забвенья,
Легкий шорох ковыля
Не встревожит поля брани,
И лежит наш путь, пыля,
В полусне, в полутумане.

Ну, а по раннему утру,
Уйдем мы прямо на Баклу.

Вместе с первыми лучами
Просыпается Бакла.
Нас не встретит калачами
Эта дальняя гора.
Но вот, сколько хочешь каши
И компота, хоть упейся,
И мелькают ложки наши,
Словно мы не ели вечность.

Лагерь дремлет под горою,
А раскопки на горе,
Тяжко утренней порою
Подниматься по тропе.
Но взлетают как на крыльях
На свою гору ребята,
Для себя они открыли,
Что и моря им не надо.
Неба синь, как будто крыша,
Травы гнутся на ветру,
Здесь простор такой, что видишь
Яйлы дальнюю гряду.
Зной и ветер. Пыль столетий
Так не просто уловить
И вгрызаться в скалы эти
Трудно, что и говорить.
Но недаром на Бакле
Собрались ребята те.
У скалы свои препоны –
У Баклы свои законы.
У Баклы своя фактура
И режим здесь «Рудактура».
Так что вот, каёлку в руки –
Средство лучшее от скуки.

Прошел незаметно так день трудовой
И вечер прохладный повис над Баклой.

И как в истинном походе
Наконец пришла пора
Отложив дела, заботы,
Всем собраться у костра
Яркий всплеск в убранстве ночи,
Где в теснейшем круге снова
Мы сидим и, между прочим,
Чувствуем себя как дома.

Изабелла тронет струны
Песню новую споет,
Где, в каких старинных рунах
Рифмы каждый раз берет?
«Говорят, что нету моря
На Бакле…» и что с того?
Ясно всем, чего тут спорить,
Классно здесь и без него.
Тихий перебор гитары,
Не мешает Димке дым,
Мишка с ним поет на пару,
Ольга с Надей вторят им.
И они, поют, конечно,
Про Баклу – родную мать,
Кто здесь не был, тем сердешным,
Это просто не понять.
Улыбается Евсеич
В пышные свои усы,
Он душой доволен всею –
Нынче парни – молодцы!
И работают как звери,
И хохмить, горазды все.
Как же славно, в самом деле
Здесь в отряде на Бакле.

Песня Димки

Для тебя мне этой ночью
Песню сочинить хотелось,
И поверь, старался очень,
Только что-то вот не пелось.
Я курил, смотрел на звезды
И в костер бросал поленья,
А вокруг кружились сосны,
Отгоняя сновиденья.
А была бы эта песня
О тяжелых рюкзачищах,
Об усталости под вечер,
И о нас с тобой, дружище.
И о том, что мы дороги,
Ни на что не променяем,
А еще была б о доме,
А еще была б о маме.
Я едва не сжег гитару,
Только песня не слагалась,
Тихо в воздухе витала,
Ну, а в руки не давалась.
И тогда уйдя в палатку,
Плакал, отчего не знаю,
И слова ложились гладко,
В эту песню вырастая.
Песня стихла, треск поленьев
Нарушает тишину,
Приутихли на мгновенье,
И опять гитару в круг,
И опять поем все вместе,
И опять кружатся песни
Над красавицей горой,
Называемой Баклой.

Первое лирическое отступление

Я опять в голубом полусне,
Наглотавшись полынного духа,
У мерцающих еле углей
Внемлю тихому шепоту духов.
Ночь набросила звездный покров
Непроглядным сплошным одеялом,
И от смутных моих полуснов,
Снова стало тревожно и странно.
Этот зыбкий полынный дурман,
Гарь костров и ночную прохладу
Точно также, всей грудью вдыхал
Скифский воин, наверно когда-то.
И внимает подветренный мир
Стародавние эти баллады,
И до самой багровой зори
Тянут вечную песню цикады.

Вместе с первыми лучами
Тает розовый туман.
Что с того, что калачами
Не встречала нас Бакла.

3. Снова Херсонес

Ну, вот и закончился этот поход,
И нас Херсонес с нетерпением ждет,
Где Алла Ильинична встретит с улыбкой,
И море на солнце заплещется рыбкой.
И снова работа и снова дела,
Бегом до раскопа пораньше с утра.

Бросай–швыряй, швыряй–бросай,
Но ничего не пропускай:
Ни черепицы, ни монет,
Гвоздей, керамики, штиблет,
Которые беспечно так
На стенку положил Бодак.
/Потом те штиблеты уедут в отвал
И больше Бодак их уже не видал/.
И так до обеда, работа, работа.
Ну, кто же услышит стенанья народа!

Но пробил час и шлет привет
Нам наилучший друг – Обед!
Великий миг! Чудесный час!
И ждут лапша, и тюлька нас.
И нет на всём пространстве Крыма
Искусней повара, чем Нина!

А потом до самой ночи
Отдыхай или купайся,
Можно в город, между прочим,
Или в лагере остаться.
Главное, чтобы на ужин
Как всегда не опоздать.
А иначе же ватрушек,
Это точно, не видать.

Ночь упала над землёй,
Наконец настал отбой.

Брошены лопаты и каёлки
В тачку под навесом у стены
И на лагерь как-то втихомолку,
И крадучись налетели сны.
Задремал раскоп в сиянье лунном,
Сонных волн утих извечный бег
И угомонился самый буйный,
Самый звонкий в мире человек.
Только мы не спим. Такие ночи
Просто грех менять на сонный бред,
Мы хотели бы конечно очень
Встретить вместе с чайками рассвет.

«Старики» на пирсе сидя
Потихонечку поют.
Нас они конечно видят,
Вида лишь не подают.
Мы, отбои все нарушив,
С ними рядышком сидим,
Мы давно уже хотим
Песни Милины послушать.

Песня Милы

А на улицах жгут костры,
Это жгут прошлогодние листья.
Это дворники улицы чистят
В ожидании летней поры.
А мне кажется, я опять
У костра на скалистом кряже.
Мы поем песни старые наши
И в палатки нас не загнать.
А за нами в густой темноте.
За туманной завесой веков
Полыхание древних костров
И тревожные посвисты стрел.
Ночь спускается черной волной,
На губах горечь теплого дыма,
А минуты неумолимо
Приближают вечерний отбой.
Уходить в темноту от костра,
Забираться в сырые палатки.
Лучше было б, зевая украдкой,
Так сидеть и сидеть до утра.
И не думать совсем ни о чем,
Просто впитывать запах огня,
И что рядом с тобою друзья
Ощущать занемевшим плечом.

И от этих впечатлений
Сердце как-то встрепенулось
И душевное волненье
Принесло свои плоды.
Те слова, что тихо зрели
В песню звонкую сомкнулись
И с великим вдохновеньем
Прижимаю я лады.
Мне давно хотелось, кстати,
Песню сочинить для Нади.

Песня для Нади

Полон тайной тишины
Херсонес ночной,
Старый храм из темноты
Призрачно живой
И плывет над Херсонесом
Одинокий гул,
Ветер, странник и повеса
Колокол качнул.
Повернулось время вспять,
Свой, окончив бег
Вот бы нам с тобой попасть
В мой девятый век.
Вот сейчас из-за ограды
С хитрецой в глазах,
Погрозит нам тьмою ада
Призрачный монах.
Но, безжалостно сдувает
Виденья с ресниц
По колоннам пробегая
Свежий легкий бриз.
По таинственным ступеням
В темноте ночной
С озорным веселым пеньем
Ты бежишь за мной.
Не угнаться, не угнаться,
Я сейчас нырну!
Только брызги, может статься,
Брызнут на луну.
Ты поверь, ночное море
Создал бог для нас,
Чтобы слушать шум прибоя
Мы могли сейчас.

И опять шесть утра. Подъем.
И опять нас работа ждет.
Ну, а мы-то её как ждём!
И душа как всегда поет.
Нам портовый квартал копать
Предстоит не один сезон,
Мы его бы могли узнать
Даже через столетий сонм.
Солнце жарит уже вовсю,
Моря ярко искрится гладь,
На тачок черепки тащу,
Долго Лерке их отмывать.
А жара как в большой печи
И раскоп наш от солнца бел,
И совсем не щадят лучи
Загорелых и пыльных тел.
Только нам наплевать на зной,
Вот монетку бы отыскать!
Эй, зевака, ты здесь не стой!
Нам сейчас не стоит мешать.
Тачки шастают взад-вперед
И каёлкам взлетать не лень,
Но сохем сигнал подает
И рабочий окончен день.

Эй, бежим купаться к скалам у отвала!
Вовка, Юрка, Сашка там уже сейчас.
Тихо и пустынно так на этих скалах
И вода нагрелась, ожидая нас.

В обрамленье скал как в чаше
Море плещет и искрится
И отсветы солнца пляшут
На поверхности воды.
Мы сидим на скалах белых,
Как нахохленные птицы,
Не решаясь прыгнуть первым,
Спорим мы до хрипоты.
Кто же первый? Кто же смелый?
Кто сейчас нырнуть решится,
На своей дубленой шкуре
Эту воду испытать.
Да не трусь, уже нагрелась!
Сам не трусь, чего боишься?
Этой водной процедуре
Нынче, значит, не бывать.
Надоело! Плюхнусь в воду
Так, что сразу дух захватит,
Ух, какое наслажденье,
В этой теплой бирюзе!
Ну, а следом, тоже кто-то
Скалы брызгами окатит,
И уже звенит веселье
На лазурном пятачке.

Снова в лагерь возвратимся
К нашей бухте Карантинной.
И её густая влага,
Вновь купаться поманит.
Да ещё с верхушки пирса
Мишка так нырнет картинно,
Что весёлая ватага
Сразу к пирсу поспешит.

С пирса в море сигануть!
Брызги до небес!
Мишка вновь спешит нырнуть,
Вон, на сваи влез.
Ну, сейчас ему задам!
Он в меня, нахал,
Швырнулся медузой, прям
По уху попал.
Барракудой подплыву
Тихо под водой
И за пятку дергану,
Знай характер мой!
Ну, а может подложить
Крабика в компот?
Только жаль его ловить,
Пусть себе живет.
Море бросило смеясь.
Отблеск на буйки,
И плывут мои друзья
Наперегонки.
Взмахи быстрые видны
Загорелых рук,
Ну, давай быстрей греби!
Ну, давай же, друг!
В бликах радужных вода,
Радость не унять,
Как же здорово, вот так
Плавать и нырять.
В море с пирса сигануть!
Брызги до небес!
Это для тебя салют,
Город Херсонес!

На закате, на закате
Так тревожно волны катят
На пустынный берег древний,
Там где колокол стоит.
И, надев ночное платье,
Херсонес, на море глядя,
Весь в таинственном свеченье
Над округою царит.
На закате, на закате,
В ярком солнечном наряде
Море бережно качает
Парус в розовой дали,
Кто же там на этой яхте,
Позабыв про сон и страхи,
Убегает, убегает
В даль морскую от земли.
Эхом гулким колокольным,
Рассекая воздух знойный,
Разнесется по просторам
Величавый гордый смех.
Это колокол радушно
Дальним путникам заблудшим
Басовитым медным горлом
Посылает свой напев.

По Херсонесу ночь бредет
Сейчас к костру бы, только вот,
Мешает правило одно –
Здесь жечь костры запрещено
И не преклонен в том вопросе
Наш комендант извечный, Розен.
А без костра, ну как же петь,
С обиды хочется реветь.

Но мы под покровом вагончиков наших
Решили и эту проблему однажды –
Подальше от глаз, от чужих, забираясь
Мы в старом ведре костерок разжигаем.
И тут даже Розен не против совсем,
Поет у огня он, конечно, со всеми.

«Старики» замышляют что-то,
Видно нас «переделка» ждет,
Их таинственные заботы
Дел сулят нам невпроворот.
Мы услышали краем уха,
Что готовится посвященье,
Ну, а нам известно по слухам,
Это будет большой веселье.

Посвящение наступило!
Археологами теперь,
Нас признает и муза Клио,
И в науку откроет дверь.
Как же хочется нам порою
Что-то важное отыскать.
Откопал же ведь Шлиман Трою
Почему бы и нам не мечтать.

Мы в белых хитонах из простыней
По улицам сонным прошли.
Как древние греки в просторах морей,
Свои проложили пути.
И факел у Клио в руке трепетал,
И, всё, озарял он вокруг,
Мы вышли на берег, где старый отвал
И встали в торжественный круг.
А белые свечи колон в темноте
Стояли как стражи веков,
И колокол старый ворочал во сне
Усталым своим языком.
И клятва звучала под сводом небес,
И слышал ту клятву ночной Херсонес.

Для вновьпосвященных в херсонеситы
Теперь стали новые грани открыты.

В ведре туманилось вино,
С чудным названьем «Ркацетели»
И отражались звезды в нем
Рассыпавшимся ожерельем.
А около ведра вокруг
Теснились кружки в ожиданье,
И моря приглушенный звук
Смолкал в спустившемся тумане

Вино туманилось в ведре
И отчего-то не кончалось.
А в густо-тёмной вышине
Луна тихонечко качалась.
В тарелках засыхала снедь,
Гитара на коленях грелась,
Но отчего-то не хотелось
Ни балагурить и ни петь.

Под вечным пологом небес
Белели древние руины
Тритыщилетний Херсонес
Врезался в море острым клином.
И мы, юнцы, среди руин
Заворожённые сидели,
И не хотелось, в самом деле
Нам ни каких на свете вин.

4. Конец сезона

Перемена погоды
И море штормит,
И на сердце сплошные шторма.
По вагончику с лёту
Ветрами стучит
Уходящего лета пора.
Перемена погоды,
Разверзлась с утра
Водопадом небесная гладь.
Спится так беззаботно
Под звуки дождя,
Хоть до ужина можно проспать.

Мне снова снился дождь.
В прозрачной тишине
Он, набирая мощь,
Беззвучно лил по мне.
И словно разорвав
Покоя пелену
Внезапно зазвучал,
А я внимал ему.
Я слушал странный ритм
И музыку дождя,
А он все лил и лил
Сверкая и звеня.
Он словно очищал
И землю, и эфир,
И я во все глаза
Смотрел на чистый мир.
Мне снова снился дождь,
И плакал я во сне,
И улетало прочь,
Все темное во мне.

Я сам себе кажусь
Из прошлого пришельцем
Тысячелетий грусть
Мое сжимает сердце.

Второе лирическое отступление

По мокрым камням Херсонеса
Бреду на скончании дня
Накрывшись печальной завесой
Из вечности, слез и дождя.
По древним истерзанным плитам
Брожу уже двадцать веков
Никчемный, усталый, забытый
Хранитель уснувших эпох.
Зачем я? К чему я? Кому я
Здесь нужен? И, чье из сердец
Заплачет, когда обрету я
Последний приют, наконец.

Не спится, не спится,
Скорее на пирс.
В гитаре забыться.
И снова тогда вдруг
Покажется жизнь,
Наполненной смысла.

А ты на пирсе не один,
Кому-то грустно тоже
И грусть пучин его души
Умерить песней можно.

«Все пройдет, не грусти, не надо,
Все пройдет, не оставив следа.
И за долгие слезы наградой
Снова вспыхнет удачи звезда.
Разбегутся тревожные тени,
Свежий ветер прорвет черный мрак
И созвездья в пучине столетий
Засияют над нами стократ.
Все пройдет, все пройдет, все исчезнет,
Канут в Вечность пути и года,
Но останутся старые песни,
И все также зажжется звезда.
И под пологом звезд и столетий,
Точно также, как мы сейчас
Будут мыслить другие дети
И, наверное, плакать о нас».

Разъехались ребята,
Окончился сезон,
Остался от отряда,
Лишь малый гарнизон.
Как быстро опустели
Вагончики у пирса,
Уже на той неделе
Работа прекратится.

В Крыму сентябрь. Сентябрь уже в Крыму
И не вернуть промчавшегося лета.
Все потонуло в Вечности дыму
И затерялось в сновиденьях где-то.
В Крыму сентябрь. И легкой паутиной
На всем лежит незримая печаль,
И Время безвозвратно мчится вдаль,
И исчезает в Прошлого пучине.

А скоро и мы соберемся домой,
Останется Крым далеко за кормой.

Печальным гудком на закате
Заплачет надрывно паром
И чайки гортанно подхватят,
И сердце сожмется мое.
А брызги прохладны и горьки,
А ветер солен и горяч,
Останется лето за кромкой
Тревог, суеты, неудач.
Все дальше и дальше от Крыма,
Туманная дымка сильней.
Почти уже не различимы
Маячные вспышки огней.
Прощальным гудком на закате
Заплачет надрывно паром,
И слезы немедля накатят,
И в горле застрянут комком.

5. Вдали от Крыма

И вот мы снова вдали от Крыма,
Вдали от моря, от Херсонеса,
Но наши души, конечно, с ними,
И ждут с надеждой поры чудесной,
Когда мы снова туда вернемся,
В раскоп любимейший заберемся.
И нет прекрасней для нас работы,
Чем херсонесские заботы

Такая херсонесская луна
И свежестью пронизанная полночь,
И кажется, за темнотой окна
Совсем по херсонесски плещут волны.
Дурманит ветер голову мою,
Перед глазами прошлого картины
И я уже не у окна стою,
А на скрипучем пирсе Карантинки.
И в темноте мерцает россыпь звезд
Над древнею и юною Тавридой,
Как будто яблок золотую горсть
Метнули щедро в небо Геспериды.
И старый храм из теплой темноты
Как привиденье призрачен и светел,
И волн усталый плеск о валуны
И шорох трав, и тишина, и ветер.

Третье лирическое отступление

За моим окном холмы, всё холмы,
Занавесились муаром седым.
Ты мне скажешь, это козни зимы,
А мне кажется, что там Горный Крым.

За моим окном снега, всё снега,
Словно волны запорошенный лес,
Ты мне скажешь, это просто тоска,
А мне кажется что там, Херсонес.

За моим окном туман, всё туман,
Как костров далеких призрачный дым.
Ты мне скажешь: это зренья обман,
А мне кажется, что там Горный Крым.

За моим окном закат, всё закат
Позолотой по пурпуру небес
Ты мне скажешь, это крыши блестят,
А мне кажется, что там Херсонес.

За моим окном тоска, всё тоска,
Как же, как же моё сердце болит,
Ты мне скажешь, это просто весна
А мне кажется, что море шумит.

Как промчалось быстро это лето,
Вот уже закончился сезон
И растаял дымкою рассвета
Летней сказки небывалый сон.
И опять, загружены делами,
Мы спешим в неведомую даль,
Но шагает по пятам за нами
Херсонеса светлая печаль.
В повседневности забот незримо
Сверлит душу ностальгии гвоздь,
Что же, все-таки, промчалось мимо,
Что же, что же, так и не сбылось.
И теперь, едва подует ветер,
И дыхнет немножечко весной.
Сердце растревожить незамедлив,
Зазвенит несказанная боль.
О несбывшемся грустить не стоит
И о прошлом незачем рыдать,
Верь, когда-нибудь у кромки моря
Мы с друзьями встретимся опять.
Что-то с прошлым нас с тобой связало
И теперь, где бы ни были мы,
Живы в сердце лагерь у причала,
Моря плеск и звяканье кайлы.
Время вдаль бежит неумолимо,
Но цела связующая нить,
И влечет к себе неудержимо
Херсонес, который не забыть.

6. Еще вернемся

Здесь «мы», несомненно же, главный герой,
Мы – это костер, полыхающий жаром,
Мы – это палатки в чащобе лесной,
И песни, и смех, и звучание гитары,
Мы – море, мы – ветер, мы горы и лес,
Раскоп и каёлки, и камни Бельбека,
Мы – это, конечно же, наш Херсонес,
Мы чуточку тавры и древние греки,
Мы – это ещё и Сюрень, и Бакла,
Мангуп, Кыз-Кермен и все наши отряды,
Мы – промелькнувшая мигом весна,
Которая, в нас полыхала когда-то.

Маринки и Женьки,
Андрюшки и Пашки,
Алёшки и Ленки,
Серёжки, Наташки
Олеськи и Димки,
И Мишки, и Ольги,
Надюхи, Иринки,
И Витьки, и Кольки,
И Светки, и Вовки,
Татьяны и Ритки,
Увидеть бы снова
Мне ваши улыбки.
Привет вам из прошлого,
Братцы–крымчане
Как много хорошего
Нам обещали
Беспечные, звонкие,
Юные годы,
Когда нас еще
Не терзали заботы.
Как здорово было
Нам с вами ребята,
В далекого Крыма
Любимых отрядах.
Но верю и знаю,
Когда-нибудь с вами
Нас снова поманят
Крымские дали.

Полугреция, Полускифия –
Этот Юго-Западный Крым,
Это Таврия, это Мифия,
Море, солнце, горы и дым.

2008 г.
"Рудактурв" - шутливое название стиля руководства Баклинским отрядом, название дано по имени руководителя отряда, замечательного археолога и человека Владимира Евсеевича Рудакова (ныне покойного).