(перевод с немецкого - по подстрочнику)

Я помню, раньше здесь качались травы,
Луг был опутан сетью певчих троп,
И каждый выбирал себе по нраву -
И весельчак, и хмурый мизантроп.
Но лишь одна тропинка, звонче прочих,
Пророчила удачу и успех -
До пения волшебного охочих,
Она влекла стократ сильнее всех.

А время шло... тропинки зарастали
Полынью горькой, пышною травой,
И лишь одна вела в чужие дали,
Свидетельница драмы вековой.
А луг был обречён, чтоб дать ей место -
Она росла и путников вела,
И хорошела, будто бы невеста,
И гибким телом землю обвила.

Кто ж первым шёл по девственному лугу,
Кто первым слышал пение сивилл?
Чему обязан — храбрости, испугу?
Но музыку небес он уловил!
Быть может, помнил песню колыбели,
Под тихий шёпот матери, во сне?
Иль ароматы леса прилетели,
Как чайки к морю, рано по весне...

Я по его следам ступаю смело,
С ним шёл из дома прочь, ища мечту,
Но не поймал рукою онемелой
Жар-птицу счастья — только пустоту!
С тобою, друг, объездили полмира,
Тоску по Родине храня в груди...
И к лугу мёртвому зовёт нас лира,
И сердца метроном стучит: «Иди!»


Окончательный вариант:

Дорога. Альфред Маргул Шпербер

Я помню, прежде здесь качались травы,
Луг был опутан сетью певчих троп,
И каждый песню выбирал по нраву -
И весельчак, и хмурый мизантроп.
Но лишь одна тропинка, звонче прочих,
Правдивой нотой прочила успех,
Мужчин, до тысяч подвигов охочих,
Она влекла стократ сильнее всех.

А время шло... тропинки зарастали
Полынью горькою, под ветра вой,
И лишь одна вела в чужие дали -
Свидетельница драмы вековой.
А луг был обречён, чтоб дать ей место...
Она в бескрайность путников вела,
Росла и хорошела, как невеста,
И гибким телом землю обвила.

Кто ж первым шёл по девственному лугу,
Кто первым слышал пение сивилл?
Дорогу проложил себе и другу,
И всем другим, кто пенье уловил!
Быть может, это песня колыбели?
Чужих кошмаров груз давил, во сне...
Он в ароматы рощ и птичьи трели,
Как в море окунулся, по весне.

Наследник поздний, по дороге торной,
След в след ступая, я ушёл за ним,
И пульс ловил сквозь времени валторны,
С его приветом братским, молодым...
С тобой, мой друг, мы обошли полмира,
Тоску по Родине храня в груди...
И к лугу мёртвому зовёт нас лира,
И сердца метроном стучит: «Иди!»


Die Strabe. Alfred Margul-Sperber (1898-1967)

So war es vormals: Hier stand eine Wiese,
Und viele F;hrten f;hrten wirr durch sie,
Und mancher w;hlte jene, mancher diese
Wie eine ungenaue Melodie.
Doch eine war wohl echter als die vielen,
Vom Ursprung her der tiefere Gesang,
Da; sie die Wanderer mit den tausend Zielen
Unsichtbar zog und in ihr Singen zwang.

Da ward die Stra;e. Jene F;hrten schwanden,
Vom Gras verschlungen und vom Wind verrauscht,
Doch sie sah ;ber sich die Zeiten branden
Und blieb und wuchs und ward nicht mehr vertauscht.
Die Wiese mu;te sterben, da; die werde,
Das Gras verdorrte, wo ihr Atem schwoll;
Nun ringelt sich ihr Leib weit um die Erde
Und wei; wohl nimmer, wo er enden soll!

Wer aber war der Erste, der sie ahnte,
Mit leichtem Schritt ersp;rte ihren Lauf,
So sicher f;hlend: hier und nirgends bahnte
Der Pfad sich ihm, Geschlechtern k;hn vorauf!?
War nicht sein Gang Gesang, sein Schreiten Wiegen,
Sein dunkles Herz von fremden Tr;umen schwer?
Der Duft des Waldes kam, sich ihm zu schmiegen.
Und um ihn war der Fr;hling wie ein Meer.

Ich aber, sp;ter Erbe seinem Singen,
In seine Stapfen setzend meinem Fu;,
H;r' seinem Herzschlag durch die Zeiten dringen
Und f;hle seinen tiefen Brudergru;:
So viele L;nder haben wir durchfahren
Im Heimweh unsrer Herzen, ich und du:
Nun gehn wir hin, wo wir vor alters waren:
Wir wandern unsrer toten Wiese zu.