Он был медсанбатской собакой,
Хорошим и преданным псом,
И к раненым в ярых атаках
Бросался под шквальным огнем.
В шинельку вцепившись зубами,
Бойца прикрывая собой,
Тащил он израненных самых
Подальше от передовой.

О, сколько он вынес их, даже
Теперь уже не сосчитать,
Дотащит скорее до наших,
А сам за другими опять.
Об этой собаке прознали
Фашисты каким-то чутьем,
Как только его замечали,
Палили прицельным огнём.

А пёс, невзирая на пули,
Как будто внушая «Держись!»
Тащил в медсанбат, чтоб вернули
Бойцу уходящую жизнь.
А пули…А пули не брали
Того медсанбатского пса,
Они стороной пролетали –
Кусочки литого свинца.

На всей протяженности фронта
Легенды ходили о нём,
Его объявила пехота
Геройским и правильным псом.
И этому псу медсанбата
Нигде не чинили преград –
Он вхож был в любую палату,
Любимец врачей и солдат.

– Ах, славная, славная псина! –
Хвалили собаку бойцы,
И гладили серую спину,
Совали ему леденцы.
– Везунчик! – о нем говорили,
– Под самые пули ползком,
Наверное, заговорили
Его еще малым щенком.

Смеялся хозяин собаки,
Совсем молодой санитар:
– Такие вот мы с ним, вояки,
Счастливчики, я бы сказал.
Но только однажды везенье
Собачье это ушло,
В одном из жестоких сражений,
Был ранен хозяин его.

И бросился пёс на подмогу,
Тащил, выбиваясь из сил,
Но вдруг, что-то чиркнуло сбоку,
Пронзило, как тысячью шил...
И пулями изрешечённый,
Он полз и тащил за собой,
От крови и пороха чёрный,
Хозяина с передовой.

Лишь только когда до санбата
Хозяина всё ж дотащил,
Он взвизгнул тихонько, надсадно,
Упал и на месте застыл.
Как вспомню, так хочется плакать,
И сердцу опять горячо.
А был он всего лишь собакой
И был он солдатом ещё.

2 мая 2010