Наряжалась рябинка юная,
бусы алые примеряла,
Нежной зеленью, станом тонким
бал лесной украшала.
Дуб черешчатый лишь потрескивал,
ее взглядом съедая,
Все кряхтел да листву взъерошивал,
обо всем забывая.
Ясень скромно стоял в сторонке,
ее взор ожидая,
Тихим нравом и вкусом тонким
поразить полагая.
Ветер ей о любви нашептывал,
в кудри свет заплетая,
Но отвергнутый и непрошеный
улетал, умолкая.
А рябинка, такая юная,
бусы алые примеряла,
И на тополь стройный украдкой
нежно взоры бросала.
Тополь к солнцу душой тянулся,
ветви вверх простирая,
И в стремлении своем высоком
мир лесной отвергая.
Так летели недели, месяцы,
ничего не меняя.
Вот и осень подула холодом,
дань листвой собирая.
Лес застыл оголенный стыдливо,
мглой себя прикрывая.
Тучи солнечный свет закрыли,
его честь охраняя.
Тополь мерзнул, лишенный солнца,
от разлуки вздыхая,
Но вокруг никого не видел,
ни на что не взирал он.
Выпал снег – и украсил вершины,
в роскошь лес повергая,
Тучи скрылись, и солнце торжественно
вышло, зиму встречая.
Все стояли нарядные в белом,
на морозе сверкая.
Встрепенулся восторженно тополь
и… упал, замерзая.

В горе страшном рябинка вскрикнула,
и умерило сердце свой бег, –
Разлетелись горькие ягоды
ярко-алыми каплями в снег…