1.
Бабушка - мама моей доброй мамы.
Умелые крепкие, умные руки
С добром, волшебством! И в труде неустанном
Не ведали лени и неги, и скуки.
Не знаю - нужна ль слабой женщине сила,
Чтоб тонкую шею обвить ниткой бус,
Но в тридцать шестом, в Ленинграде, водила
Красавица бабушка первый троллейбус.

Лобастый, особенный, цвет нежно-бежевый
Маршрутом десятым, что прямо на Невский.
Таким на работу я езжу по-прежнему,
Хотя и Союз перестал быть Советским…
Курильщицей бабушка стала заядлою:
Всё «Звёздочка», «Север» – крепчайший табак.
Глаза темно – серые нежно разглядываю
На фото среди довоенных бумаг.

С семнадцати замужем. Жили на Лиговке,
Идти недалёко к вокзалу Московскому.
И в коммуналке никто не завидовал
Их счастью семейному, счастью неброскому.
Легко обнимали за плечи любимого
Красивые руки примерной жены…
С пластинки звучания неповторимого -
«Записка» Шульженко. За час до войны…

2.
Блокада.
Стучит метронома слеза.
Хлеба нет, хлеба нет. Хлеба нет, хлеба нет.
Стылый мрак потолка изучают глаза.
Пересилить себя – «залежаться» нельзя…
Встать, столярного клею сварить на обед…

Неужели есть мир и тепло на Земле?
Распухшие пальцы коснулись страниц –
Книги - в печку:
Шедевры Доре и Рабле
Пропадая томами в огне и золе,
Оживляют глаза в подворотнях глазниц.

Отогрелась.
Пора на работу идти.
Апатия. Слабость. Назовем это ленью.
До госпиталя три километра - ползти
Хоть на коленях! Прогул не простит
Валентина Евгеньевна, зав. отделением.

Довоенного выпуска «Первого Меда»
Доктор - Алечка,
Ей всего двадцать два.
Сколько жизней в руках донесла до Победы!
Горечь личной потери довелось ей изведать:
Двадцать два, но уже вдова.