Сумерки, сад, оторопь душит,
рвем наугад яблоки, груши…
Сторож не зря влепит леща, и
всё фонаря глазом вращает,
нетороплив после сивухи;
Белый налив – в лоб ему! «Шухер!»
Через забор, – ну же, пошел же! –
доблестный вор медлить не должен.
Вынесли – эх, самую малость,
делим на всех то, что досталось;
завтра опять выйдем под вечер
сад обдирать, ветви калечить.

Дождик стекло сек, словно розгой,
Мишка оглох – опухоль мозга.
И через ров прыгнув неловко,
черную кровь выблевал Вовка.
Мартовский лед… Стас, куролеся,
думал – пройдет; всплыл через месяц...
Время рекой слижет все беды,
вечный покой вам, непоседы.

Если когда буду в краю том, –
через года жахнет уютом,
духом блинов, жареной рыбы…
В этом кино сняться могли бы
те, кто – уже… Те, кого с нами…
Бреши в душе полнятся снами.
Яблок да груш нынче не надо,
в самую глушь старого сада
ринусь впотьмах, памятью движим;
вымучив страх, тени увижу.
Явь или бред – призраки эти? –
Скажут «Привет!» мертвые дети.

2007