Тьма ложится по сугробам в колыбели зимней ночи.
Всадник скачет сквозь лощину – разрывая веток плети.
Он гонец и сна глашатай, сам - не дремлющий нарочный,
Он исчезнет, словно призрак, растворившись на рассвете.

Над неведомым простором разостлался полог низкий,
А под ним пожар клубится, иссякая с каждым всплеском.
Кто мне кажется далёким, но родным и самым близким,
Кто вдали едва маячит – там за дымным перелеском?

Вновь распахнуты ворота – тащит день в своей упряжке
Воз, на нём – посуда в стружке: и горшки, и в розах вазы…
И блестит рубин огранкой на его свинцовой пряжке,
И сверкают на камзоле звёзд бесчисленных алмазы.

Но проход сквозь сумрак узок – с каждым шагом путь короче,
И клубятся под ногами долгожданные метели.
Дай насытится в объятьях этой царствующей ночь,
Ощутить не страх, а немощь сна в своём безвольном теле.

Нежным голосом отрадным ублажи, утешь… До срока
В серебро своих бокалов расплещи капелей звоны.
И опять польются струи по стволам хмельного сока,
И опять, опять природа перепутает сезоны.

Посреди такого хлада – там, где во поле возничий
Запрягает тройку белых скакунов для скачки лютой,
Мы уходим в откровенность без стыда и без обличий,
Становясь никем, а может - лишь любовью абсолютной.

И росток травы зелёной мне иглой вонзится в пятки,
От проталин запах мёда разольётся в омут вешний.
О, душа моя! – откуда жар? Постой: ведь нынче святки!
Отчего на нас нисходит этот обморок нездешний?..