СТИХИ ЕЛЕНЕ



I. НОЧНЫЕ СТИХИ

1.

Какою смутою в крови
Тебя мой бес боготворит,
Когда в горячечном зрачке
Нет обожания мрачней,
И, тлея, улиц фонари
Грозят нам в окна до зари,
Но повторяй, зови, зови –
Какою смутою в крови…

1965


2.

Когда запахло вновь стихами
И рифмы мылили петлю,
Когда вся девственность бумаги
Шептала зло: люблю, люблю –

Как жажда бритвы, вдруг резка,
На дом обрушилась тоска…

Но с ней знаком и с нею свыкнусь –
О, губ твоих грешнейший привкус!
Их апеллесова черта*
Не скроет горьких складок рта.

И догорая на рассвете
В горящей ревности твоей,
Мне губы эти, угли эти –
Чем слаще, тем еще горчей!

–––––––––

А от тебя – к стихам, и сызнова:
Самоубийца молодой –
В петлю, в петельку ту капризную, –
Ныряю в строчку с головой;

И, замирая на мгновение
В последнем звуке бытия,
Вдруг всю тебя – как откровение
Прекрасной рифмы – вижу я!

…Но мир взрывается осколками,
И табуретка – из-под ног! –
Когда небрежно ты заколкою
Отводишь локон – вверх и вбок,

Чтоб, у виска синея жилкою
С горячей кровью дорогой,
Черноволосой строчкой пылкою
Ворваться в стих предсмертный мой!

––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
* Апеллес – легендарный великий художник
Древней Греции; по преданию, даже
проведенная им единственная черта была
прекрасной (Ред.).

1965 (редакция 1978)




3. VITA NOVA*
(АДАМ И ЕВА)

Ты вошла – и рухнул мир навеки,
новой жизни эра началась:
улыбаясь, прикрываешь веки,
но дымятся в них – и страсть твоя, и власть.

Грешный рай прекрасен на рассвете,
и вселенная клубится по краям:
пусть века текут в мгновенья эти –
но бессмертны Ева и Адам!

Как и встарь, встает заря над миром,
но бессонных душ не дремлет лад и строй:
словно Музы трепетная лира –
этот мне блаженный лепет твой;

словно струн небесных чудный рокот,
шорох трав и гроз далекий звук –
этот мне сладчайший жаркий шопот,
в немоту срывающийся вдруг…

Здравствуй, Ева! Здравствуй, Vita nova!
И тебя кроило из огня,
мяло, жгло и обжигало Слово,
Божье Слово, плоть мою разъяв.

Не ребро ль мое в тебе трепещет
и ликует плотью молодой,
став навек единственной из женщин –
чудом Божьим, жизнью и судьбой?!

Не душа ль моя сродни тебе от Бога?
Не Его ли образ светит нам средь тьмы –
тот, что в нас зажег Он на дорогу,
чтобы, встретясь в срок, не разминулись мы?

1965 (редакция 1979)


–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
* Vita nova (латинск.) – “Новая жизнь”; явная
авторская аллюзия на одноименное название
прославленного сборника любовно-мистической
лирики Данте (Ред.).



II. НА КРАЮ


Зима вдоль рек трусит неторопливо –
Ленивы дрожки дряблой полутьмы,
Когда в корнях уже безлистой ивы
Их ждут на дне летаргики-сомы.

Их сны темны, их жабры черно-сини –
Лишь вьются усики в тугих пластах воды;
Беззвучен бег зимы – но рыбы чуют иней,
Осевший в их подводные сады.

А на земле пока чуть-чуть теплее –
В последний раз она суха, чиста;
И здесь, под яблоней, – ты чувствуешь? –
как веет
Дыханьем осени от палого листа.

И мы стоим в безмолвии глубоком –
В пустом саду – как на краю земли,
И неба серо-голубое око
Глядит на нас из сумрачной дали...

Софрино, 1974




III.

Уснули голуби – не слышно в переулках
Их робких споров с древней тишиной,
И гладиолусы – цветы клуатров гулких –
Хранят, как встарь, готический покой.

И мы уснем – как те цветы и птицы,
Что за день так устали петь, цвести,
И тихо ночь глядеть нам будет в лица,
Да мышка подполом скрести...

Рига, 1975




IV.

Лишь день угас – как снова дождь закапал:
Его тоска сродни тоске небес,
Что не спеша сочат ее по каплям –
И каждой дорог запах, вкус и вес...

И я подумал: не пора ль вернуться
В ленивый мир квартир, в знакомый хаос дней?
Не время ли, мой друг, опять нам окунуться
В славянский быт московских площадей?

Но прежде – хоть на миг – пускай еще утешат:
Кофейной полумрак и детский профиль твой –
Чуть дар Аравии, с дождем балтийским смешан,
Пригубишь ты из чашки голубой...

Рига, 1975





V. КОЛЫБЕЛЬНАЯ ДЛЯ ЛЮБИМОЙ

Заря промыла стекла
Малиновой водой,
И мы закрыли окна,
Готовясь на покой;

И в доме стало тихо,
И слышно, как в саду
Кусты и ветер лихо
Играют в чехарду.

Иди, мой друг, иди же,
Сплетем свою печаль,
Над бредом наших хижин
Помчимся с ветром вдаль.

Под нами будет слякоть,
Дождливая страда,
И будут молча плакать
Ночные города.

И с нами уплывая
В глухую пустоту,
Засветит ночь глухая
Фонарик на мосту.

И будет долго виден,
Далек и одинок,
Вселенской всей обиды
Осенний огонек...

Переделкино-Москва,
1975