С.Д.
Одиночество есть, прислонение к стулу; в стороне бельевой, выдает драпировка, сиднем в пирсе дупла, наподобие моллюску, без физры, как без хаки, раскрывают; в неспособности двигать к отгулу, из глуши; перспектива бледнеет как мышеловка, только время способно, вогнать статую в краску, седину забияки;
при отсутствии бюргеров, чешуей холокостно, но на каждом поте-лице, солнцепек гипостаза, жизнь липсидный кулак, а бумага в нем воздух, лампидарна и сферна; вместо моря - провинция, дно ее одиозно, край кишит в перхоте от предгорья намаза, тычут в ножну Христа, всю «Фому» под кожух, твердь Его безразмерна;
в кожуре оседаю как наст, продырявленный втуне, как изгнанник на вырост, просыхаю в селинах, и не в гении всплеск, болтыхать в идиоте, простыню с одеялов; здесь с пластунским умом, растекут на Перуне, кто рожден в руднике, замолкает в руинах, а в породе какой, отразит меня в гроте, бой речей и оскалов;
кладешь рельсы в себе; четырехкамерной грелки, колею замыкает экстракт в знак пацифик и лямбды; центр комнаты с люстры гниет как в сыром овоще, кости вкус отсекала; в ступе носится взгляд; не найдя свойств белки, ищут точку опоры в белье, спотыкаясь от блямбы, безупречная твердь у прилива с отливом в плаще, плоскостопья зеркала;
с выражением лица волосяной тряпки, только с возрастом дров наломав, кинешь праха, и юла, из оставшихся войск, на поверье/сквозняк, разъяла и метала; опыляет зрачок суета; и белковые грядки, отскребают налет бытием; замахает ресничная птаха, мы как ржавчина в склоке с пыльцой за синяк, мир цветка и металла;
воздержанья тут нет и поругана скука, ко двору нет плута, ведь красавица есть, божьей лампы накал; на раба подусталый, посвяти удостоя; и не в чае листвой, лепестком у дудука, я листок на главе, не предстало подместь, в удостоенный лавр, бьется клен пятипалый, портя вид...сухостоя;
лето 2015 н.э.
|