Симпатичной маленькой синичке,
что зимой ко мне просилась в дом,
дал я кров, и зёрен, и водички,
часто в гости ждал её потом.
Мы друзьями стали, и нередко
от тоски бессолнечного дня
озорная бойкая соседка
врачевала теньканьем меня.
Весело, доверчиво и смело
в сени залетала по утрам,
зёрнышки с моей ладони ела,
грусть развеяв по семи ветрам.
Но однажды вешнею порою
рядом с тихой хижиной моей
на болотный берег шумным роем
опустилась стая журавлей.
Прилетели птицы из-за моря
и, весны мелодию ловя,
танцевали, с Айседорой споря,
болеро под скерцо соловья.
Лишь одна из птиц держалась одаль -
пары ли ей в стае не нашлось,
праздность ли влекла её, свобода ль,
но казалось, что она здесь - гость.
Так мечтал я с нею подружиться,
Покорённый гордой красотой,
Что забыл о маленькой синице -
славной, незатейливой, простой.
Я спешил в свободную минуту
к месту, где журавль любил бродить.
Он привык ко мне, но почему-то
не желал знакомства заводить.
А когда осенними ветрами
принесло нам вести о зиме,
он взмахнул красивыми крылами
и пропал в небесной кутерьме.
А синичка, верная когда-то
со двора исчезла без следа.
Неужели я её стаккато
не услышу больше никогда?
Отслужу просительный молебен
Богу птиц, придя на оболонь*:
"Мне не нужен тот журавль в небе!
Я прошу синичку на ладонь..."


*оболонь (местн) - мокрый, пойменный луг.